В середине апреля Генеральная прокуратура отчиталась о завершении досудебного расследования в скандальном деле Александра Лавриновича. Обвинительный акт в отношении экс-министра юстиции, которому гособвинение инкриминирует соучастие в захвате государственной власти путем публикации сведений об отмене в 2010 году так называемой политреформы времен Оранжевой революции (в компании и в интересах якобы узурпировавшего таким образом власть бывшего президента Виктора Януковича), был направлен в Печерский райсуд Киева.
Согласно данным портала "Судебная власть", 25 апреля по делу была сформирована судебная коллегия во главе с председательствующим судьей Олегом Белоцерковцем.
Источник фото: court.gov.ua
Но к рассмотрению производства, в рамках расследования которого Лавринович был арестован в сентябре прошлого года, а затем сенсационно вышел на свободу, самый известный украинский дворец правосудия так и не приступил.
Как пояснил "Стране" пресс-секретарь Печерского райсуда Виталий Чергавый, дело Лавриновича было направлено в Апелляционный суд Киева для определения подсудности. В Печерском суде отмечают, что это связано с невозможностью комплектования судебной тройки.
У этой, и без того резонансной, истории, есть и дополнительная трактовка. Которую "офф-рекордс" озвучил автору этих строк источник в судебных кругах. По его словам, дело о якобы пособничестве Лавриновича захвату власти Януковичем "выбросили" в апелляционный суд из-за повального отказа печерских судей принимать участие в рассмотрении соответствующего производства.
Наличие "тихого саботажа" косвенно подтверждается самим представлением, подписанным главой Печерского райсуда Русланом Козловым. В нем он оперирует сведениями о том, что после удовлетворения самоотводов судей сформировать новый состав коллегии по "делу Лавриновича" не представляется возможным.
Впрочем, это далеко не главный момент в затянувшейся истории с уголовным преследованием бывшего министра (которое на сегодняшний день включает в себя два обвинительных акта, направленных в суды, и готовящуюся "пидозру" по третьему делу).
Лавринович впервые, хотя и в обтекаемой форме, дал понять – он прекрасно знает, что за его проблемами стоит самый влиятельный в государственной вертикали человек. Но персонально "того, чье имя нельзя произносить вслух", за полтора часа разговора Александр Владимирович так и не озвучил.
Зато экс-министр не упустил возможности проехаться катком по личностям исполнителей воли своего обидчика и рассказать, как фальсифицировались уголовные дела в его отношении. Об этом, а также предложениях выкупить свободу и чертовой дюжине ночей в Лукьяновском СИЗО – в рассказе Лавриновича "Стране".
– После эпопеи с вашим арестом и дальнейшим освобождением из-под стражи в сентябре прошлого года в Генпрокуратуре объявили о том, что вам "в кратчайшие сроки" объявят новое подозрение по делу о захвате власти. После этого о "деле Лавриновича" начали забывать. И лишь недавно стало известно, что обвинительный акт в нем зашел в суд. О чем же говорится в новой "пидозре" и когда вам ее вручили?
– Мне ее так и не дали... Ее текст был написан, но все это осталось макулатурой. В ГПУ не нашлось ни одного человека, который согласился бы ее подписать. Никто из тех, кто заявлял о подготовке ее вручения, включая заместителя генпрокурора, свой автограф под этим не поставил.
– Почему?
– Одно дело – быть уверенным в том, что ты делаешь не совсем правильные вещи, но у тебя есть понимание, что тебе за это никто ничего не предъявит. А в данном случае у прокуроров, как мне кажется, возникли серьезные сомнения. Ведь в Апелляционном суде пятеро судей вынесли коллегиальное решение о том, что в деле отсутствует само событие преступления. С другой стороны, на сегодня достаточно много задокументировано деяний органа досудебного расследования, из чего четко выплывает ст.372 УК Украины – уголовное преследование заведомо невиновного человека, что является тяжким преступлением. Поэтому желающих связываться со всем этим не нашлось, за исключением одного камикадзе (обвинительный акт в деле Лавриновича подписан и визирован прокурором Департамента специальных расследований ГПУ Андреем Нескородяным. – Прим. ред.).
– Что осталось за кадром всей этой истории, в чем ее соль и как она начиналась?
– Простые, в принципе, вещи. Само дело о якобы захвате власти первично было зарегистрировано в феврале 2014 года касательно решения Конституционного суда Украины (признавшего политреформу 2004 года не соответствующей основному закону в 2010 году. – Прим. ред.) и три года расследовалось в отношении судей. Сначала я несколько раз приходил на допросы по нему в качестве свидетеля и рассказывал господам следователям, что они ходят по грани дозволенного. Более того – переступают ее.
Ведь на самом деле попытка привлечения к уголовной ответственности судей КСУ за решение, которое они приняли тогда – это уголовное преступление со стороны следователей и прокуроров. А конкретно – статья за давление на суд и попытку ревизии судебного решения и его неисполнение. Ведь у нас все предпочитают не вспоминать, что это решение Конституционного суда никем не отменено и не изменено (такого вообще не может быть). Нравится это кому-то или нет, но решение КСУ от 30 сентября 2010 года на сегодняшний день является действующим и обязательным для исполнения на территории Украины всеми должностными лицами. В том числе и прокурорами. Равно так же я объяснял это и на допросах, и, как мне казалось год назад, даже в ГПУ поняли, что к чему.
Но весной прошлого года, когда Юрий Луценко выступал в Верховной Раде, ему задали вопрос как раз по этому делу. Он сообщил: "К сожалению, такая ситуация возникла, что мы не можем привлечь к ответственности судей Конституционного суда. Но зато у нас есть бывший министр юстиции, который опубликовал решение КСУ и Конституцию". Я когда это услышал, то сначала с пониманием отнесся к человеку, который не понимает не то чтобы в конституционном, даже в уголовном праве. Полагал, что или Юрий Витальевич там импровизирует на ходу, или кто-то из подчиненных над ним зло пошутил, написав такое...
Прошло ровно три месяца, и я получил телефонный звонок из ГПУ на этот счет. Там мне вручили "пидозру" по ст.109 УК Украины (захват власти), а параллельно предложили дать показания на Януковича. Взамен на это обещали отказаться выходить в суд с избранием для меня меры пресечения...
Что было дальше, вы знаете. Сначала Печерский суд и судья Олеся Батрин, арест, двенадцать дней и тринадцать ночей в Лукьяновском СИЗО, апелляция, освобождение, и вот сейчас мы с вами беседуем.
– Даже при такой "ускоренной перемотке" событий особый акцент вы сделали на судье Батрин, которая постановила вас арестовать без права на залог.
– Что делать, если так действительно произошло. Но мне хотелось бы отметить в этой связи другое: на первоначальном этапе была, в общем-то, традиционная схема (фальсификации и подлога. – Прим. ред.), в которой были задействованы несколько лиц. Прежде всего, это Департамент специальных расследований ГПУ, который ведет дело о якобы захвате власти, и один из заместителей генпрокурора, чью фамилию я знаю, но называть сейчас не буду...
– Это замглавы ГПУ, курирующий Департамент Сергея Горбатюка?
– Если я скажу это слово, имя расшифруется автоматически (на момент объявления Лавриновичу о подозрении в сентябре 2017 года Департамент специальных расследований курировал Юрий Столярчук, а позднее этот функционал был передан другому заму Луценко – Анжеле Стрижевской. – Прим. ред.).
– И что они сделали?
– Видимо, по привычке, как делали зачастую и раньше, они заранее определили судью, которая должна рассмотреть мое дело в сентябре. Для тогочтобы автоматизированная система именно ее выбрала судьей, оттуда убрали прочих судей данной специализации. Ненадолго, буквально на два часа, но этого хватило. Так судья Батрин получила дело, зная, что к ней придет, и понимая, как ей следует поступать. И она все сделала. До сих пор не уверен, что она читала само мое дело...
– Вы ведете к тому, что решение о вашем аресте принесли на флешке и отдали судье, а та его просто подмахнула?
– К сожалению, этому есть материальные доказательства.
– Какие?
– Они могут ставиться под сомнение, но тяжело себе представить ситуацию, когда ходатайство об избрании меры пресечения, "ухвала" судьи первой инстанции и обвинительный акт совпадают слово в слово, запятая в запятую и даже страницы. Мне тяжело поверить в такие совпадения.
– У вас, как юриста, это вызвало определенные сомнения?
– Что касается распределения дела именно на эту судью (Батрин. – Прим. ред.) сомнений никаких нет вообще. Один человек, работающий в технической службе суда, дал соответствующую информацию, как это делалось. Сейчас эти сведения являются предметом уголовного производства, где изучается вмешательство в автоматизированную систему. Не знаю, когда и чем это разбирательство завершится, с учетом того, в какое время мы живем...
– Но в ЕРДРе это дело висит?
– Да, это фактовое дело. Где изучаются действия прокуроров, судьи Батрин, председателя Печерского райсуда. Прочих фигурантов я не знаю.
– С учетом этого разве вы не допускаете, что следы манипуляций уже могли попросту зачистить?
– Там есть технические детали, которые невозможно спрятать. "Отпечатки пальцев" остались. Они еще более очевидны, если вспомнить о том, что есть действующее решение Апелляционного суда, по которому меня освободили из-под стражи. В нем четко говорится, что подозрение мне ничем не обосновано и отсутствует сам состав преступления. Но невзирая на это, обвинительный акт по делу направили в суд, и что мы видим – в нем опять дублируется изначальный текст подозрения. Фактически это еще одна явка с повинной (фальсификаторов дела. – Прим. ред.).
– Ведете к тому, что именно поэтому никто из замов генпрокурора или руководителей Департамента спецрасследований не поставил под ним свой автограф?
– Это и есть самый четкий ответ на вопрос об их понимании того, чем все закончится. Никто не захотел. Я понимаю их психологическую ситуацию, это было понятно сразу после решения Апелляционного суда в конце сентября прошлого года. Ведь тогда возник вопрос, как быть с тем, что они нагородили.
– И как, по-вашему, должны были развиваться события?
– По закону. Для этого нужно прочитать ч.1 ст.284 УПК. Когда прокурор узнал об отсутствии события преступления, он обязан в тот же день "закрыться" (закрыть уголовное производство. – Прим. ред.). А в моем случае он не то чтобы узнал об этом, ему коллегия из пяти судей выдала решение с мокрой печатью, где есть мотивировочная часть. Но сделано это не было. После этого последовала обида со стороны прокуроров на судей Апелляционного суда и попытка перевести стрелки на них. Прозвучали заявления от отдельных лиц из ГПУ, мол, если суд так считает, то пусть сам закрывает дело. На фоне этой легенды прокуроры объявили о завершении расследования, и все осталось там, где сегодня находится.
– Когда вам открыли материалы дела о захвате власти путем внесения в госреестр нормативно-правовых актов текста Конституции в редакции 1996 года?
– В конце прошлого года. Причем я сразу сказал, что готов сразу подписаться, что ознакамливаться не буду, и предложил сразу выходить в суд. Но поскольку УПК требует, чтобы с ними ознакомились еще и мои адвокаты, им определили срок ознакомления до апреля.
– Что нового о себе прочли в деле?
– Там 108 томов, из которых моя фамилия фигурирует только в одном, где описывается, как решение от 30 сентября 2010 года попало в Министерство юстиции и в дальнейшем было опубликовано. Все остальное касается Конституционного суда Украины. Это протоколы, стенограммы и допросы всех судей КСУ, экспертные оценки, научные публикации.
– Поскольку фабула вашего дела строится вокруг решения КСУ об отмене политреформы 2004 года, хочу поинтересоваться вашим мнением – пресловутый "закон 2222" (которым была принята политреформа), на ваш взгляд, соответствует Конституции?
– Он не мог соответствовать ей априори. Здесь и кроется то, что я пытался объяснить все эти годы прокурорам и чего они не поняли вообще. Речь о том, чем законы о внесении изменений в Конституцию отличаются от других законов. У них есть двойной характер контроля. То есть они могут отдельно рассматриваться на предмет соответствия основному закону в КСУ по представлению омбудсмена, президента или 45 народных депутатов, но еще до их утверждения Конституционный суд осуществляет их обязательное превентивное изучение. Без выводов КСУ (даже негативных) проект закона об изменении в Конституцию не может быть рассмотрен парламентом. Но во время Оранжевой революции все было сделано как раз наоборот. То есть, "закон четыре двойки" неконституционен. С этим согласны все судьи КСУ, даже те из них (трое судей), кто в 2010 году писал особое мнение на этот счет. Кроме того, там было еще и пакетное голосование, что само по себе имеет крайне далекое отношение к праву...
– То есть Конституция образца 1996 года действует?
– Так написано черным по белому в решении Конституционного суда от 30 сентября 2010 года. Какие ко мне претензии в таком случае, если я как министр исполнил законное решение суда? Когда я читал материалы своего дела, нашел в нем немало оценок на этот счет авторства мэтров конституционного права. Но что хотел бы сказать в этой связи – еще в декабре 2005 года в Украине действовала Нацкомиссия по укреплению демократии через право, которую тогда возглавлял Сергей Головатый. Они еще тогда рассматривали "закон 2222", и пришли к выводу, что он ничтожен с момента его принятия. То есть все ответы на этот счет было четко и однозначно даны ранее.
– Почему, в таком случае, после победы Евромайдана потребовалось возбуждать уголовное дело о якобы захвате власти?
– На тот момент я могу это объяснить ослеплением революционной целесообразностью образца 2014 года.
– Хорошо, дело завели и копали под судей КСУ. А как на первый план в нем вышел Лавринович?
– Три года прошло с тех пор, как на весь мир прокричали, что (в Украине при Януковиче. – Прим. ред.) был совершен конституционный переворот, а на выходе ничего нет. А у нас в отдельных силовых структурах как устроено? Там привыкли, что либо по-тихому с ними решают такие вопросы путем предоставления каких-то благ. А если не получится – пытаются сохранить лицо и как-то оправдать то, чем занималось несколько сотен прокуроров и следователей. Причем не только в Генпрокуратуре, но и в СБУ.
– Но ведь показания по делу о захвате власти действительно менял один из фигурантов?
– Показания одного из моих замов менялись. Я расскажу, как все было. Во время моей работы в министерстве у меня было девять заместителей, восемь из них изначально показали, как все было.
– То есть в вашу пользу?
– Можно сказать и так. В том числе так показал и тот заместитель, которого привлекают по этому делу, Владимир Богатырь. Позднее он решил не испытывать судьбу и уехал из страны. Я читал его допрос, где он рассказал – я его не заставлял (публиковать решение КСУ. – Прим. ред.), а он просто выполнял свои обязанности. Но другая заместитель сказала, что я давал соответствующее поручение Богатырю. Позднее она написала заявление в прокуратуру, что на момент допроса ее привезли после больничного и она не совсем точно понимала вопросы, которые ей задавали на этот счет. В целом сообщила, что прокурор с ее слов записал неправильные показания и на самом деле тогда она говорила противоположные вещи. То есть документально никаких подтверждений якобы моих поступивших указаний не было и нет, никаких подписей и т. п. На этот счет прокуроры собрали показания со всех сотрудников профильного департамента Минюста и даже типографии, которая печатала решение. Все развели руками. Об этом речь не идет вообще. Но главное, чего в ГПУ не хотят понимать вплоть до сегодняшнего дня: если бы Минюст тогда даже не печатал решение КСУ, ничего не изменилось бы. Действия по публикации не несут юридических последствий.
– Допустим. Но почему во всей этой истории с "захватом власти" авторов скандального вердикта – судей КСУ – в итоге не тронули, а вас закрыли в Лукьяновском СИЗО?
– Судей трогали, все они ходили много раз на допросы, их терроризировали в прессе и не только. Для одного из них это закончилось летальным исходом (5 ноября 2016 года скончался судья Конституционного суда Олег Сергейчук.–- Прим. ред.). Чтобы вы понимали: когда я пребывал под арестом, в СИЗО привезли двоих судей КСУ для совместного допроса со мной.
– Зачем судей везли в СИЗО?
– Давили на них таким образом. Прокуроры тогда уже понимали, что со мной этот трюк бесполезен, и я отказался общаться с ними. Но смотрел на судей и видел: увиденное стало для них жутким зрелищем.
– А для вас каково было оказаться по ту сторону колючей проволоки?
– Я прожил непростую жизнь, многое повидал. И, скажем так, знаком с отдельными учреждениями такого рода еще со времен СССР. Поэтому понимал, на что иду и куда попадаю. Был уверен, что психологически меня не сломают. Опасался только за детей и внуков, но настраивался в долгую.
– Вас не "прессовали" в СИЗО?
– Отношение тех, кто там содержится, было ко мне подчеркнуто уважительным. Аналогично – администрация учреждения. Единственные, кто хотел из всего этого что-то выжать, были прокуроры.
– Они требовали дать показания на кого-то конкретно?
– Только в отношении Януковича, и всё.
– И все-таки, почему именно Лавринович был избран главным объектом дела о захвате власти? Я поясню, почему именно так формулирую вопрос. Когда в сентябре вас арестовали, ваш сын Максим давал интервью, где говорил: есть высокопоставленные лица, которые заинтересованы в создании для вас проблем. Кто эти люди?
– Тот, кому я насолил и кто дал команду работать по моей скромной персоне... Знаю я намного больше, чем говорю даже сегодня. Включая фамилии тех лиц, о которых все догадываются. И знаю, кто и как проводил еженедельные совещания и спрашивал, как продвигаются дела в моем производстве. Как и то, чьи именно люди приходили и проверяли работу прокуроров и следователей. Это ведь касается не только этого конкретного дела о публикации решения Конституционного суда...
– Вряд ли это уровень для мести от какого-то клерка, а что-то более серьезное.
– Естественно. По моей скромной персоне я не могу назвать точно дату, когда было принято решение о том, что меня нужно если не привлечь к ответственности, то как минимум "репрессировать". Но несколько разных людей рассказывали мне о наличии таких списков у нескольких руководителей больших государственных органов.
– Эти списки формировали руководители силовых структур?
– Выше, на уровне руководителей государства. Еще до моего ареста, когда началось расследование первого уголовного производства, где я фигурировал – по защите интересов Украины в ЕСПЧ по жалобе Юлии Тимошенко (история о якобы растрате 8,5 млн грн для оплаты услуг американской юридической корпорации Scadden – Прим. ред.), я получал подтверждения того, что этим делом не просто интересуются, а его регулярно мониторят и проверяют из высоких властных офисов. Просто приезжал специальный человек, которому Горбатюк открывал материалы и докладывал: что сделано и как движется расследование. Более того, один из бывших генпрокуроров, которому его коллега задал вопрос – что это за дурня вообще творится, в ответ показал пальцем наверх и сказал: "Это оттуда, я ничего не могу сделать".
– Так сказал Виталий Ярема или Виктор Шокин?
– Не буду конкретизировать. Сейчас скажу, вы опубликуете, а я должен буду чем-то подтвердить. Я ведь не буду называть фамилии людей, которые это рассказали мне и фамилию того человека, который узнавал. Зачем продуцировать неприятности, причем огромные, людям, которые искренне хотели разобраться, что на самом деле тогда происходило. Тем более, что сегодня по итогам расследования первого дела стало очевидно: добиться требуемого от прокуроров результата в нем будет непросто. Для этого понадобятся судьи с ампутированными мозгами, а таких найти сложно.
– На какой стадии сегодня находится история по мотивам привлечения Scadden к тяжбе Тимошенко против Украины?
– Обвинительный акт в этом производстве поступил в Шевченковский райсуд Киева. Слушается, если так можно сказать. Часто бывает, что прокуроры сетуют на адвокатов, что те затягивают рассмотрение, но у нас обратный случай. Когда прокурор приступал к зачитыванию обвинительного акта, мы попросили огласить короткую версию и двигаться дальше. Прокурор читал все и продолжает это делать сегодня, приобщая к делу все 48 томов материалов.
– С такими черепашьими темпами ждать скорого вердикта не приходится.
– А еще в этом деле были два процессуальных руководителя – это прокуроры, которые на сегодняшний день ушли из Департамента специальных расследований ГПУ (первый уволился из ведомства, а второй перевелся в другое подразделение). Один из них поспособствовал тому, что в деле появились противоречивые акты экспертиз и ревизий, и хронология событий появления доказательств против меня была самими же прокурорами задокументирована.
– Намекаете на то, что в деле подгоняли доказательную базу?
– Изначально там какой сюжет. Мне вменялась растрата 8,5 млн грн, убытки, нанесенные государству (по ст.191 УК Украины). Прокуроры заказали ревизию в Госфининспекции. Та все выполнила и дала вывод, который подписали ревизор, руководство инспекции и Минюста, который проверяли...
– Какое резюме?
– Никаких убытков нет. Уполномоченных лиц, которым они нанесены – тоже нет. Вот такой акт получили на руки прокуроры из Департамента специальных расследований...
– И что с ним им пришлось делать?
– Опять-таки, надо было читать ч.1 ст.284 УПК Украины – и закрывать дело. Но у них были другие планы. Они вытащили человека из Госфининспекции, который с ними работает, и через Печерский суд взяли "ухвалу" на проведение повторной ревизии. Руководителя Госфининспекции в этот момент увольняют.
– Речь идет о Николае Гордиенко, который публично обвинил тогдашнего премьера Арсения Яценюка в потворствовании коррупционным схемам?
– Не помню фамилию этого человека, но знаю точно, что его уволили. Возможно, что и Гордиенко, я просто не знаком с ним и следил за своим делом, а также маневрами процессуального руководителя в нем.
– И что он сделал?
– В судебном заседании по продлению меры пресечения в виде залога он сказал, что у них есть акт ревизии, но его прокуратура будет дорабатывать, потому что этот документ прокурорам "не подходит". Получив на руки выгодный для ГПУ акт повторной проверки, здесь направили его на экспертизу в Киевский научно-исследовательский институт судебных экспертиз. Там долго на него смотрели, естественно неформально общались с прокурорами, и сказали им: "Вы что, с ума сошли, что вы нам прислали?". И в конце концов дали им вывод, о том, что акт Госфининспекции не соответствует требованиям законодательства, и никаких убытков понесено не было. На этот счет мой адвокат получил письмо, что данные этой экспертизы направлены в ГПУ, и мы подали заявку на ознакомление с их результатами. Но следователь их спрятал, не показав даже процессуальному руководителю, не говоря уже о стороне защиты подозреваемого.
– Как в прокуратуре поступили с этими выводами КНИИСЭ?
– Проигнорировали их и назначили повторную экспертизу акта ревизии. Если в Госфининспекции для этого подключали "своего человека", то в КНИИСЭ каким-то образом вынудили того же эксперта, который ранее подписал акт о том, что нет никаких нарушений, поставить подпись под диаметрально противоположным.
– А куда подевали первоначальные выводы эксперта? Они есть в материалах дела?
– Нет. Эта ситуация никак не объясняется, и при рассмотрении в суде история обязательно всплывет. Сказать, что таких сведений никогда не было, прокуроры не смогут – есть соответствующая переписка на этот счет.
– Но это не отменяет сам по себе скандальный факт привлечения Министерством юстиции фирмы Scadden и оплаты 8,5 млн грн за ее услуги в "деле Тимошенко". Кто вообще нашел эту компанию и соответствовали ли заплаченные ей деньги рыночным ценам?
– На мой взгляд, что подтверждается и оценкой экспертиз, да. Сказать сегодня, что привлечение этой компании было обязательной необходимостью, я не могу. Но то, что это было абсолютно не лишним, уверен. Это известная фирма, которая в свое время занималась импичментом Никсона и работает на всех континентах. Что касается стоимости работы – она оказалась даже ниже, чем в целом по рынку. Например, по оценкам защитника Юлии Владимировны на тот момент – Сергея Власенко, – оплата должна была составить около $2,3 млн, а нам их услуги обошлись в $900 тыс. Свою работу Scadden выполнила (в электронном виде она есть на сайте Минюста), мы ее приняли. К процедуре привлечения этих юристов нет ни одного вопроса ни у следователей, ни у прокуроров.
– Так а в чем тогда вопросы и суть уголовного дела?
– Есть задание (сверху. – Прим. ред.), как выполнить которое не совсем понимают прокуроры... Глобально обвинение сводится к целесообразности привлечения этой компании. Но это вопрос абсолютно не юридический... Можно выдвигать политические претензии такого рода в отношении того, кто подтвердил необходимость проведения такой работы. И я, как министр, который поставил свою подпись, утвердил план закупок и бюджетное расписание, могу нести за это политическую ответственность.
– Правда, что в вашем отношении есть некое третье уголовное дело, где намечается активизация действий следователей?
– Да. Это производство по ч.5 ст.191 УК Украины, где изучаются вопросы адаптации законодательства Украины к нормативным актам ЕС в периоде с 2001 по 2014 годы. Это то самое дело, где "пидозры" ранее вручили 20 научным сотрудникам, которые делали сравнительный анализ законодательства.
– Нашумевшая история с претензиями в адрес бывшего министра юстиции Елены Лукаш, ее зама Юрия Иващенко и экспертов?
– Да, как раз это дело. Мне дали почитать одну из "пидозр", и что могу сказать: там главный злодей – это я. Если сыронизировать, то это близко к правде. В свое время, еще будучи госсекретарем юстиции, я готовил программу адаптации законодательства и стоял у истоков этого процесса. Насколько я понимаю, о подозрении мне готовились объявить весной 2016 года. Тогда прокуроров остановила пресс-конференция, на которую вышли научные сотрудники. Они рассказали, что от них требовали заявить: они якобы отдавали мне какие-то деньги и был некий сговор в этой истории. С тех пор прошло два года, и сейчас эпизод по мне выделили в отдельное производство. И хотят объявлять о подозрении.
– Когда это должно произойти?
– Думаю, что в конце лета – начале осени. Хотя, может быть, и раньше. Дело в том, что те, кто этим занимаются, в тревоге ждут ликвидации своего департамента (Департамента специальных расследований ГПУ. – Прим. ред.).
– Ими движет только это?
– Сказать, что они исполняют политический заказ, на сегодняшний день я не могу. По крайней мере, по моим ощущениям. Тот, кто отдавал его в свое время, не сильно обращает внимание на это дело. Тем более, увидев процесс (в истории с захватом власти в сентябре 2017 года. – Прим. ред.) и все, что происходило с этим. Вряд ли энтузиазм прокуроров идет оттуда. Возможно, это уже какой-то внутренний азарт или ставка на то, что я испугаюсь и уеду, как сделали многие. Но я не сделал этого ранее и не планирую сейчас. Ситуацию в целом я рассматриваю как еще одну попытку вынудить меня покинуть страну. Тем более, что рассказал мне об этом (готовящемся подозрении. – Прим. ред.) прокурор по делу.
– Вам поступали предложения урегулировать вопросы с тем, кто инициировал ваше уголовное преследование?
– Я не могу это публично говорить с фамилиями по той причине, что человек, который это делал, никогда не подтвердит ничего. И второе – на каком-то этапе он исчез с контактов. Утверждать, что он имел предписание от того лица, которое было автором всего действа, не могу.
– Этот человек вымогал у вас деньги? Ходили слухи, что предлагали заплатить $150 тысяч.
– Денег никто не вымогал. Разве что на самом старте, в 2015 году, было легкое предложение от людей, которых я вообще впервые в жизни увидел. Они сообщили: "Вы вот это отдадите, и все забудете".
– Вы полагали, что вас разводят мошенники?
– Нет. То, что они мне говорили, совпадало с тем, что происходило с моим делом и другими событиями.